Квартира Гокудеры

- Обойдешься. А канкан тебе не станцевать?
Рехей сначала непонимающе посмотрел на парня, вроде тот был согласен с условием, а теперь; но после он вдохнул и почти нежно прижал его к себе.
- Значит, тебе было мало. Придется ещё пару-тройку раз тебя ударить.
Рехей закипал, его бесило то, что Гокудера не хочет подчиняться. Сейчас его самым большим желанием было ударить Хаято по лицу, встать на ноги, несколько раз пнуть в живот, схватить за волосы, поднять на ноги и прижать к стене, разбить и без того разбитое лицо. Да только Сасагава понимал, что если сделает так, вряд ли сможет сдержать силу в руках, он может попросту убить его. Но ему не надо этого, он не хотел его убивать, поэтому пришлось прибегнуть к более слабой "тактике боя".
Рехей посадил Гокудеру на пол перед собой, на колени, взял того за шею и, притянув к себе, поцеловал. Потом, усмехнувшись, ударил того в лицо ладонью, эдак тремя четвертями своей силы, дальше взял его за волосы и, не давая голове сильно болтаться, зарядил еще пару пощечин, потом ещё несколько раз. Но потом Рехею, видимо, расхотелось, и он встал на ноги и за волосы поднял на ноги Хаято.
- Не хочешь дать сам, возьму силой, - он резко ударил подрывника об стол, одной рукой прижимая его разбитым в ноль лицом, а второй снимая нижнее белье с парня.
Избавившись от всего ненужного, Рехей убрал руку с лица Гокудеры, переместил ее на волосы, вцепившись в них пальцами, и резко, без смазки, толкнулся в него. Немного остановился, давая Хаято привыкнуть его члену, стал медленно двигаться. Наклонился вперед, свободной рукой прижал подрывника к себе и стал рукой гладить его член.
- Видишь, Хаято, тебе это тоже нравится, я же прав, так что не сопротивляйся, или будет больнее, - спортсмен ускорил темп, поглаживая член Гокудеры, - ты ведь такой узкий...

Гокудера уже просто банально начал злить Рёхея, видимо, он был скрытым мазохистом. Да что скрытым, уже явным. Ибо всё происходящее ему нравилось. Его веселил яростный блеск в глазах боксёра, его несдержанность и банальный гнев. А боль его тупо возбуждала. Тем более, он не будет играть по чужим правилам. Проснулась та часть характера, которая отвечала за полную непокорность в любой ситуации, язвительность и иронию. Глупая улыбка не сошла даже после очередного удара в лицо. Гокудера лишь сплюнул кровь и опять поднял взгляд на Сасагаву, растягивая разбитые губы в улыбке.
- Да делай, что хочешь, - яростно зашипел Хаято, изгибаясь, когда Рёхей прижал его к злополучному столу. - Шкаф перекаченный.
Хаято утробно зарычал, едва сдерживая стон, когда Сасагава резко в него вошёл. Было ощущение, что его порвали пополам. Боль в пятой точке превосходила всё возможные и невозможные пределы, как болт вогнали по самое не хочу. Уткнувшись головой в столешницу, подрывник попытался уйти от боли, двинув корпусом вперёд, но боксёр отреагировал сразу, но притянул его к себе и опустил руку на член хранителя.
- Твою мать, - прошипел Гокудера, прогнувшись ещё сильнее. Дыхание опять сбилось, мозолистая, крепкая рука Рёхея на собственном члене приводила в исступление, в безумие. Подрывник зажмурился и застонал, шире разводя ноги. Непозволительная слабость. А к чёрту. Не всё Рёхею получать удовольствие. Скосив глаза на боксёра, Хаято сжал мышцы ануса сильнее, зная, что от этого Сасагаве должно быть ещё круче. Пошло постанывая, хранитель принялся осторожно выпутывать руки из ремня. Даже в такой ситуации надо было позаботиться хотя бы о собственном удобстве. С третей попытки и содранной кожи на запястьях, которые начали кровоточить, Хаято избавился от него, уже практически ничего не соображая и не помня, нафиг он вообще затеял это всё. Собственное тело знало гораздо лучше, что ему надо. А надо было ему одного, чтоб Сасагава не останавливался. Гокудера опустил свою руку на руку Рёхея, которая поглаживала его член, и сжал её плотнее, принимаясь задавать нужный ему темп, попутно постанывая и насаживаясь сильнее. Второй рукой упираясь в стол и приподнимаясь, чтоб прижаться спиной к Рёхею, выгибаясь сильнее.
- Быстрее, - едва слышно шепчет Гокудера, и уже опять всё равно, потерял он лицо или нет, на кого он сейчас похож, и что из этого выйдёт. Ему просто нравилось делать это с Сасагавой, ибо грубо и властно. По-другому бы он не дал.

- Ты-таки руки развязал, - Рехей взял две руки Гокудеры и заломил их ему за спину, держа одной рукой, второй рукой сам оперся на столик, стал двигаться в несколько раз быстрее, разрывая Хаято изнутри.
- Мазохист, - Сасагава потянул руки вверх до предела, пока они не перестали двигаться, - вот так и стой, в этом ракурсе ты ещё прекраснее, чем обычно.
Рехей наклонил Гокудеру вперед, положив его голову на стол, руки продолжая держать заломлеными, стал двигаться быстро, после, руки все же отпустил и свободной своей рукой стал гладить член подрывника. Почувствовав на руке что-то теплое и сильное сжатие мышц ануса, Рехей приблиился к уху Хаято и язвительно проговорил:
- О, да ты кончил! Что, так нравится, когда тебя жестоко насилуют?
Еще через пару движений в Гокудере Рехей кончил в нем. После чего он сел на пол и взглянул на лежащего рядом Гокудеру. Все в синяках, в крови, но по какой-то странной причине спокойное, умиротверенное лицо, закрытые глаза, плотно сложенные губы, волосы, мокрые, все заляпанные кровью, прилипшие к лицу, их перельный цвет так прекрасно сочетался с цветом яркой бардовой крови. Тонкая, хрупкая фигурка, переполненная каким-то странным, но чем-то таким тихим, кротким, совсем не таким, как буквально минуту назад. Рехей опустил вгляд от лица вниз. Тело покрыто синяками, ссадинами, кровавыми пятнами, по ногам стекала кровь, смешиваясь со спермой, Хаято все-таки порвали. Сасагава тяжело вздохнул и почувствовал, что опять возбужден. Он сел рядом с Гокудерой.
- Эй, ты живой? Снова тебя хочу. Но на этот раз я дам тебе право выбора. Либо я тебя имею, либо ты у меня сосешь. Но варианта ответа только два, без самодеятельности. Что ты выбираешь?

Вновь заломленные руки. Хаято недовольно стонет. Такой расклад его не устраивает, он изгибается ещё сильнее, мотает головой. Рёхей вдалбливается в него до упора, по самые яйца. Невообразимо, боль ещё больше возбуждает, доводит до исступления, до безумия, до грани. Хаято трясётся от возбуждения, он ещё шире разводит ноги, насаживается сильнее. Боль вперемешку с наслаждением - взрывоопасный коктейль. Каждое движение Рёхея внутри отзывается удовольствием, разрывающим каждую клеточку. И всё равно, что он похож на мартовскую кошку, он лишь получает дозволенное удовольствие и берёт от происходящего максимум. Пусть побитый, пусть сломленный, но такой, какой есть. Едва слышное "Да" на выдохе. Подрывник протяжно скулит, когда Рёхей опять принимается за его член. Это уже невыносимо, сил сдерживаться тоже нет. Оргазм накрывает сносящей сознание волной, лишая возможность нормально соображать, место остаётся только для ощущений. Дикое, накрывающее блаженство, сметающее все рамки. Дёрнувшись, Гокудера обильно кончает, сотрясаясь всем телом от оргазма, Сасагава кончает следом. Мир перевернулся и замер. Когда он перестал дышать? Тянущее удовольствие медленно расползается по всему телу, его ещё мелко потряхивает, рёбра ходят из стороны в сторону. Вот так хорошо, лишь бы не трогал никто. Он чувствует, как по внутренней стороне бедра стекает сперма боксёра. Глубоко дыша и стараясь нормализовать сердцебиение, Хаято закрывает глаза, если бы не стол, он бы давно упал. Он где-то на тонкой грани между сознанием и беспамятством. Полная прострация и отсутствие чувств. Просто пусто. Но пустота какая-то заполненная, странная. Подрывник почти отрубается, лёжа на этом злополучном столике. Уже глубоко фиолетово на то, что его только что отымели, причём довольно грубо.
- Нет, - тупо отзывается Гокудера. - Я умер. Отвянь, я теперь даже встать не могу.
Это было чистой правдой, скосив глаза на Сасагаву, подрывник понял, что фиг от него отвянут, ибо боксёр уже опять был в полной боевой готовности.
- Ты меня доканал уже, - фыркает Хаято, двигаться он был не намерен, сил уже нет. Если гора не идёт к Магомету, пусть Магомет идёт к горе и делает, что душе угодно. Ему уже пофиг. Ему не страшно. - Сам иди.

Усмехнувшись, Сасагава встал на ноги и грубо развернул Хаято, уложив на стол почти идеально ровно. Осмотрев его оценивающим вглядом, он опустился на пол, ощупывая тело подрывника. Дойдя до его члена, спортсмен изрек:
- Знаешь, Хаято. Ты такой грязный, - парень усмехнулся, - надо это исправить.
И приблиился лицом к члену Гокудеры, принялся слизывать с него сперму парня, тихо постанывая. Да, он же был возбужден, причем сильно. Хотелось бы взять и жестко отыметь его "жертву", но почему-то Рехей не хотел применять силу, снова применять. Воможно, он понимал, что дальше ломать парня уже некуда, и, разозлившись, он может просто его убить. Понимал. Хотя может быть и не понимал, но факт остается фактом.
- Хо, Гокудера, ты снова вобудился, какая досада, - иронично произнес Рехей, приподнимаясь. Приблизился к лицу Хаято и жадно поцеловал того в губы.
- Хаято, - снова поцеловал, - я не хочу, - поцеловал, - больше, - поцеловал, - причинять тебе, - поцеловал и остановился.
- Боль...
И опять жадно поцеловал, будто не насытившись.
Ноги Гокудеры – назад. На плечи парню; руки, пускай будут свободны. И опять, снова, без подготовки, Рехей вошел в Гокудеру. Ему было все равно, что парень уже порван. Что, воможно, ему очень больно. Ему хотелось парня всего. Чтобы он был его. Хотя бы временно. Он уже чувствовал, что потом пожалеет об этом, что Хаято к нему и на метр не приблизится, он знал это. Но он не мог себя остановить. Что поделаешь. Алкоголь и возбуждение - смесь особенно странная и страшная одновременно. Но, вдруг спортсмен и не вспомнит, что было сегодня? Будет ещё хуже.

Хаято не ожидал, нет, ну вот правда, никак. Рёхей, да ещё такое, да ещё и осторожно. Тело немилосердно ныло, но вновь нахлынувшее возбуждение как-то осадило неприятные ощущения. Гокудера было начал ругать своё тело за такую промашку, как новый стояк, но горячий язык Сасагавы. Ох, что он вытворял. Хаято закрыл глаза и глухо застонал, чуть выгибаясь. Мало ему что ли было? А если опять будет грубо? А если опять больно? Очко и так порвано по самое не могу, да и само тело как бы не приспособлено к резким движениям ещё, как минимум, ближайшие две недели, не меньше, зря что ли Рёхей боксёр? Подрывник закусывает губу и удивлённо смотрит на Сасагаву, что он собирается делать. Страстный поцелуй выбивает из колеи. Хранитель отвечает, в перерывах между поцелуем жадно хватая ртом воздух, которого катастрофически не хватает. Крышняк опять уехал в далёкие дали, захватив с собой совесть и остатки гордости. Хаято лишь глухо скулит и выгибается, скользя голой спиной по столу, когда боксёр опять в него входит, член скользит гораздо лучше, чем в прошлый раз, своё берёт оставшаяся внутри него сперма и собственная кровь. Отличная смазка, чего уж там. Экологически чистая.
- Глубже, - Хаято обхватывает спортсмена за шею руками, прижимаясь плотнее, стараясь расслабиться, расслабить непослушное тело. Перед глазами плывут разноцветные круги, Гокудера плотнее обхватывает ногами Сасагаву за талию, двигая бёдрами ему на встречу. Его не волновала боль, не сейчас, ему опять было хорошо, болезненно сводило низ живота, голова кружилась от ощущения заполненности. Подрывник порывисто целует Рёхея, топя в поцелуе очередной протяжный стон, когда боксёр задевает особенно чувствительную точку.

Нежно, осторожно Сасагава двигался в Хаято, пытаясь не причинить тому еще большей боли, но стараясь задеть ту чувствительную точку, заставляя подрывника стонать все громче и громче.
Громко стонет, прижимая Гокудеру к себе, жадно его целуя, давясь воздухом. Голову сносило от чувств, ощущений, которые все-таки для боксера были новые, все мысли испарились куда-то, сейчас здесь были только он и Хаято. Никого больше. Тело отказывалось двигаться так, как надо, точнее, начало отказывать, видимо снова стала действовать эта упоительная сила алкоголя. Резко толкнувшись, Рехей все же понимает (по характерным звукам от Гокудеры), что сделал Хаято больно, снова. Но остановиться он уже не мог, поэтому, чего мелочиться? Все равно он не умеет делать что-либо мягко и нежно. Расслабившись, спортсмен глубже, до конца вошел в подрывника и начал двигаться в нем, не стараясь сделать все это более нежно и мягко.

Гокудера выгнулся в спине и хрипло застонал, чуть протяжней, чем обычно, когда Рёхей грубо толкнулся в него. По позвоночнику волнообразно прошлась боль, отдаваясь в кончиках пальцев тянущим наслаждением. Всё-таки он извращенец, ему слишком нравилось, когда его имели так грубо, без его согласия, с нотками едва заметной нежности. Алкоголь туманит разум, завтра он будет сожалеть обо всём, но его тело никогда не забудет этой ночи, слишком сладко, слишком больно, слишком запретно, слишком не свойственно этим двоим. Очередной стон срывается на тихий смех, парень размазывает по лицу собственную кровь и слёзы, затем, опять целует Рёхея, кусая его за губы, изгибаясь всем телом, царапая спину, насаживаясь сильнее, сжимая член плотным кольцом мышц, разрывая себя ещё сильнее, хотя казалось, куда ещё. Сегодня Сасагава не уйдёт без отметин, нет, не сегодня, пальцы скользят по покрытой испариной спине парня, оставляя длинные, красные полосы. Гокудера растягивает разбитые губы в улыбке, облизывая их кончиком языка. Зелёные глаза светятся от вихря эмоций из-под пепельной, растрёпанной чёлки, закрывающей глаза. Очередной жаркий, влажный поцелуй, подрывник судорожно вдыхает, выгибаясь дугой, царапая прозрачную поверхность кофейного столика, оставляя кровавые разводы, вторую руку запуская в волосы боксёру и притягивая тем самым его к себе и постанывая ему в губы, едва ощутимо касаясь их. Его член, зажатый между двумя поджарыми, жаркими животами, болезненно ноет, Хаято закрывает глаза, стараясь сдерживаться.
- Рёхей, - хрипло на выдохе; сотрясаясь всем телом от нового оргазма, Хаято обильно кончает, пачкая животы обоих парней. Сознание медленно уплывает в сторону, хранитель цепляется за обрывки реальности, по телу разливается горячее блаженство и нет больше сил сопротивляться той темноте, которая расползается перед глазами. Глубоко дыша и расслабляясь, подрывник теряет сознание, распластавшись на столе.